Она могла бы покапризничать - мол, прямиком из самолета и на кладбище. Но на губах синьоры Мазерати блуждала странная лунатичная улыбка. Еще бы, ведь она ехала на похороны Ческо. Франческо Канторини, этой мрази, которую она мысленно хоронила каждую ночь. Ухоженные ноготки впились в ладонь.
Осталось узнать, кто же все-таки уложил Канторини. Версию о вражде двух кланов женщина сразу отмела. Зная рассудительность и даже определенное миролюбие Морелло, можно было быть уверенным, что не босс Короны начал заварушку. Неужели копы стали настолько глупы, чтобы затевать бойню на улицах города? Или это старые знакомцы из Каморры? Или…кто-то третий?
Наконец, машина затормозила у входа на местное кладбище, и Эстен, сидевший рядом с водителем, вопросительно обернулся. Лидия махнула, мол, сейчас пойдем, но не спешила выходить из салона. К воротам, торопливо прискакивая, бежали какие-то люди, и синьора Мазерати невольно заволновалась: кто знает, может, среди них были и выжившие соклановцы из Лимите? 
- Морелло тоже сегодня хоронят, - Эстен махнул куда-то в сторону.
Лидия хмыкнула, припоминая импозантного мужчину средних лет с отвратительной привычкой щурить глаза. Он умел обстряпывать дела, без всяких зазрений совести. Но с Короной покончено.
Из окна машины было видно, как вдалеке бегает-суетится какой-то молодой человек с черным зонтиком, видимо, устроитель похорон Ческо. «Кто это?» спросила взглядом.
- Данхэм, Леопольд Данхэм. Наш адвокат.
И это «наш» было бальзамом для сердца. Но называть Козу Лимите «своим» кланом Лидия все же еще не рискнула бы. Для начала было бы неплохо познакомиться с последними из могикан..А там посмотрим, кого оставить. В клане. В живых.

Эрих задерживался, что ему было весьма несвойственно, поскольку сломанная рука и простреленная нога не способствовали быстроте движений. Да и слуг, которые трудились для него верой и правдойв течении очень долгого времени, советник распустил еще в самом начале кровавой бани, чтобы хоть кто-то не влип в эту грязную историю. О том что история была грязной фон Свенссон совершенно не сомневался. Никто не мог просто так взять и прикончить сразу обоих боссов. Полиция не настолько глупа, чтобы разрушить и без того хрупкое перемрие. Значит есть кто-то, кому нужно было стравить два клана, дабы они окончательно сжили друг друга со света. Эрих вздохнул и поправил галстук здоровой рукой. Так или иначе, он прекрасно знал, теперь ему придется занять пост нового шефа Лимите. А перед коллегами и подчиненными нельзя выглядить удрученно. Пусть соклановцев и осталось всего-ничего.
С улицы просигналило уже подъехавшее такси. Фон Свенссон последний раз оглядел себя, подхватил стоявший слева от зерка кастыль и, опираясь на ставшую уже практически родной, деревянную конечность, пошел на выход.

---> Дом

На улице противно моросил дождь. Похороны были назначены на полдень и, конечно, оставшиеся представители клана уже были в сборе. Действительно немногочисленные представители. Впрочем как и Сакра, то бишь ее остатки. Ирония судьбы, что обоих шефов хоронили в практически одно и то же время. Хотя, может так оно и должно было быть?
Единственные, кого здесь совершенно не ожидал увидеть Эрих, так это жену покойного Клаудио Мазерати, сына бывшего перед Франческо босса, и ее верного помощника Эстена. Фон Свенссона слегка передернуло: без сомнения, она должна была приехать и принять участие в похоронах, поскольку в некотором роде все же являлась частью клана. Однако эта женщина никогда ничего не делала без выгоды своей стороне. Швед только тихо хмыкнул: на переломном моменте в судьбе Лимите появляется Лидия и со слезами на глазах бросается на гроб ненавистного Ческо. Смешно. Впрочем, чтобы она ни попыталась предпринять - в данный момент это будут бесполезные попытки.
Потихоньку переставляя кастыль и стараясь не попасть им в лужу, Эрих медленно двинулся к похоронной процессии. Смотреть в глаза своим людямне хотелось, ибо чувство собственной вины ело изнутри. Блондин машинально вскинул голову, чтобы намокшие пряди волос отлипли от лица, и вновь опустил голову. Кто-то что-то вокруг говорил, кто-то сверлил взглядом, а он только машинально кивал и продолжал свой путь до того места, где сейчас стоял гроб Канторини.

Покойные, как я погляжу, особым везением не отличались. Я даже не о том, что с людьми везучими редко случается такая неприятность, как преждевременные похороны в закрытых гробах – это-то ещё ладно, но чтобы поздним летом у нас тут стояла такая чудная погодка – вот это уже просто феноменальная непруха. Впрочем, по мне так, оно и к лучшему – не так жарко, да и эта невесть откуда взявшаяся белая пакость – извёстка, что ли? – вдруг да и смоется с рукава сама, пока никто не заметил. Где я успел во что-то вляпаться, учитывая, что к моменту выхода из дома крёстных костюм был в безукоризненном состоянии даже на взгляд матушки – тот ещё вопрос.
Сдёргиваю шляпу – и прямо-таки чувствую, как волосы, придавленные было гнётом головного убора, воодушевлённо распрямляются. Ещё маленько мороси свыше – и композиция ′некошеный лужок в утренней росе′ готова.
Терпеть не могу похороны. Говорят, о мёртвых хорошо или ничего – но, в самом деле, чем врать, лучше бы помалкивали. Выверенный надрыв в голосе, донельзя уместные дождевые капли по щекам... Вынужденно затесавшись в скорбную толчею, сочувственно киваю – тихо надеясь, что моя шея доживёт до конца мероприятия в целости. Что до основного на повестке дня вопроса – народ безмолвствует. А точнее, каждый имеет сообщить уникальную версию происшедшего, оригинальную в меру его собственного воображения, испорченности или умудрённости житейским опытом, но, как правило, совершенно несовместимую с реальностью.
Наконец, с первым актом покончено – первый из веников-близнецов отправляется по назначению. Тихо фыркаю – вот уж кого трудно упрекнуть в неискренности, так это крёстного. Ловлю его взгляд, вежливо, но настоятельно избавляюсь от очередного страдальца, потерявшего надежду и опору всей своей жизни – или, по крайней мере, всей своей деловой жизни – и двигаюсь за ним.
Отходим на дорожку, нейтральной полосой разделившую недружественные лагеря. Точнее сказать, их остатки – немало усилий они приложили, дабы покрошить друг друга в салат. Эту бы энергию, да в мирных целях – и топливный кризис отодвинулся бы на неопределённый срок...
Собираемся втроём, все такие траурно-чёрные, мрачные, деловые – так себе и представляю – словно стайка воронов, с достоинством поджидающая своей очереди отклевать что-нибудь покойнику. Или хотя бы что-нибудь накаркать, вроде пресловутого 'Nevermore′... Обманчивое впечатление – из-под этих людей нам не нужно ничего. Настоящее вороньё – вон оно кружит, суетится, толкаясь над добычей.
Крёстный смотрит на меня, обозначив губами улыбку – но что-то непохоже, чтобы ему было весело. В ответ пожимаю плечами – мне здесь, конечно, не нравится, но и не явиться оказалось бы как-то неловко. И всё же, боюсь, эта стая заподозрит в нас конкурентов. Н-да.
'...Я спросил, какие в Чили существуют города. А он ответил: 'Никогда' – и его разоблачили...'(с)
Зябко передёргиваю плечами. Крёстный сдувает со лба волосы, поправляет галстук – я удерживаюсь от смешка, хотя мне так и видится в этом жесте рыцарь, опускающий забрало перед поединком. Тайм-аут окончен. К бою – и кто не спрятался, я не виноват.
___________________________
Одет: чёрный, уже слегка помятый и замаранный на рукаве чем-то белым, несколько подмокший двубортный пиджак расстёгнут нараспашку. Чёрные же брюки от того же костюма, тоже помятые, на широком кожаном ремне. Серо-стальная рубашка. Галстук тёмно-серый, в косую чёрную и серебристую строчки. Тёмно-серые носки, чёрные полуботинки, ещё недавно начищенные до блеска.
С собой: в подвесной кобуре скрытого ношения, слева - Глок 28, субкомпакт, в магазине 19 патронов и один в стволе. В подсумке с правой стороны - запасная обойма, также на 19 патронов. По карманам пиджака и брюк рассованы початая пачка сигарет, мобильный телефон, зажигалка, ключи от квартиры, бумажник, документы - включая разрешение на ношение оружия. В руке - шляпа.

Отредактировано Раньеро Корти (2009-01-22 11:57:24)

Черт, ну что за день сегодня?! Злобно зашвырнув телефон куда-то на заднее сиденье, Темпест в исступлении ударил кулаком по рулю, откинув голову на подголовник. И что там от меня понадобилось? Что я забыл на этих похоронах? Положив голову на руль, Джеффри несколько раз стукнулся об него лбом, не обращая внимания на светофор, который уже давно показывал зеленый свет. Сзади раздался нетерпеливый гудок. Показав в окно интернациональный жест с пожеланиями идти куда подальше, Джефф надавил на педаль, в который раз проклиная чертовы кожаные туфли, которые ему сегодня стукнуло в голову одеть - не зря, как оказалось. Мысленно вспомнив все свои обещания, данные на сегодняшний, как он думал, выходной день и с тихим вздохом про них забыв, он резко вывернул руль. Старенький, но еще вполне "бегающий" Фордик сделал кульбит и поехал в обратном направлении.
Стоянке у кладбища на тот момент мог позавидовать любой супермаркет - много народу пришло проводить стариков. Вспомнив ту жутковатую перестрелку, Темпест содрогнулся и рефлекторно положил ладонь на кобуру с береттой, видавшей лучшие времена, потер бедро, которое цепануло шальной пулей - к счастью, это было единственное повреждение. Пора бы завязывать с этой работенкой, надо перевестись на что-нибудь менее нервное, хотя бы пока сыну восемнадцать не исполнится - не очень охота оставлять его сиротой в таком возрасте.
Выходить из машины не хотелось до последнего - начать с того, что на улице моросил противный мелкий дождь и закончить хотя бы тем, что похороны Джеффри ненавидел в любом их проявлении, а уж похороны, на которых тебя могут в любой момент пристрелить из пукалки с глушителем - тем более. Хотя, кому это сейчас надо? Посмотрев на себя в зеракло, Темпест немного поколебался и одел темные очки. Смешно. Аляповато. Претенциозно. Но светиться ни к чему.
-Да-а, не очень-то вы все скорбите... - вполголоса хмыкнул себе под нос Джеффри, улыбаясь краем рта, смотря на толпу итальянцев, которые - дай им волю - прямо здесь, на месте друг друга бы растерзали.
Дамочки, чьи лица были закрыты густыми вуалями, старательно пытались изображать вселенскую печаль, но по их свирепым лицам, выражение которых просвечивалось даже через эти вуали, было видно, что не печаль отяготила их головы. Мужчины же обладали куда лучшим актерским мастерством, стоя по периметру гробов со скорбными лицами, скрестив руки на животе. Священник что-то говорил, говорил, что он говорил - Джеффри издалека не слышал, но вряд ли его слушал кто-то и вблизи.
-Здравствуйте, - негромко поздоровался он, встав за спиной шефа, - А что вы тут прячетесь?
Мерзкий дождь только раздражал еще сильнее. Если бы был ливень, даже было бы лучше, а тут стучит по голове, как китайская пытка какая-то. Темпест встал рядом с Тортоном и, достав из кармана платок, вытер мокрое лицо. Зонт лежал в машине и покрывался ровным слоем пыли - зонтов Джеффри никогда не признавал, не зная, почему, но ему проще было пробежать несколько кварталов под проливным дождем, чем просто взять с собой зонт. К тому же, и бегать-то особо не приходилось - машина всегда была целиком к его услугам. Только вот стоять под дождем такое количество времени он "не нанимался". Захотелось вернуться в теплый уютный салон, а лучше - вообще домой, перекусить и залечь в спячку до того момента, пока вся эта тягомотина не кончится - не похороны, а в принципе все эти разборки. Ну или хотя бы дождь.
-Я пойду, посмотрю поближе, - сказал он начальнику и, с неохотой выйдя из-под густой кроны, служащей хоть какой-то преградой дождевым каплям, двинулся по направлению к разрытым могилам.
Народу было довольно-таки много, поэтому Джеффри с его далеко неитальянской внешностью, был не замечен. Кто знает - может какой-нибудь троюродный кузен со стороны матери зятя деда. На такие мероприятия, насколько Темпест помнил, пригласительные обычно не спрашивались. Состроив морду кирпичом он встал между каким-то высоким мужчиной, который был выше даже самого Джеффри чуть ли не на целую голову и хрупкой девушкой, бездарно пытающейся изобразить рыдания. Речь священника вгоняла в транс и, если бы не дождь, Джефф заснул бы здесь стоя, как лошадь, с открытыми глазами.

Не могу сказать, что полагаю свою работу призванием – да и в целом не склонен к подобной высокопарной ерунде – однако некоторые её аспекты неизменно меня радуют. Редкостное удовольствие – знать если и не всё про всех, то хотя бы важное про значимых. Тем прискорбнее ощущать собственную некомпетентность. Впрочем, тут у нас, пожалуй, самое подходящее место для того, чтобы попытаться исправить это досадное недоразумение. Так что, пока священник, в текущих обстоятельствах явно испытывающий некоторую неловкость, уныло тянет за хвост отчаянно сопротивляющуюся проповедь, займёмся хотя бы инвентаризацией.
В сторонке, укрывшись под развесистым деревом, мнётся страж порядка всея Палермо собственной персоной. Как-то не похоже, чтобы он явился сюда выразить уважение поверженным противникам – так, глазеет. Тоже, видать, инвентаризацию проводит. Высоченный малый, похожий на классического ковбоя из американской глубинки (ага-ага, сферический конь в вакууме) – разве что в тёмных очках, подходит к нему – нет, всё-таки не ковбой. Шериф или помощник шерифа. Охраняет ценную тушку главкарабинера? Ещё по какой служебной надобности? Хм. А ведь не опознал бы, если б не подозрительные знакомства – шериф органично сливается с пейзажем, особенно если вспомнить, сколько иностранцев толчётся с этой стороны дорожки-границы. Хотя личность всяко заметная. Интересно, если ему сказать: ‘Дядя, достань воробушка’, – откуда придётся доставать меня? Ладно. Похороны всё-таки. На похоронах не озоруем.
Теперь о причастных. Чуть суетливый и нервный тип – юрист, насколько я помню. Выглядит так, как будто всё это мероприятие на нём одном и держится. Ну да оно и понятно – его, в отличие от большинства прочих, эта свара особо не потрепала. К тому же, как раз его поле деятельности – завещание, наследство, прочее крючкотворство. Дальше. С этими ребятами всё понятно – служба безопасности клана, и, как видно, при исполнении. Последние события, правда, заставляют усомниться в компетенции оной – или даже добросовестности – ну да не будем торопиться с выводами. Хотя, конечно, охранять параноика – то ещё удовольствие. Мелкая сошка, крестники клана, совсем уж посторонние – эти все побоку. Не о них речь. Та-ак... А вот это уже забавнее.
Дамочка с розами и мужчина с зонтом. Мужчину я знаю. Политик, куплено-продано. Близкий друг жены сына прошлого главы клана – тьфу ты, нашему забору двоюродный плетень... – и он же переправил женщину из страны, когда её мужа пристрелили. Впрочем, по ходу, её особо и не искали – трудно было бы не найти человека, отсиживающегося у родственников и даже не сменившего фамилию. Теперь припомним утренний звонок из аэропорта. Складываем два и два – ничего не пишем, всё в уме. Любопытно, а что она забыла здесь? Плюнуть на гроб врага и сплясать на могиле? Самый безобидный из вариантов – и потому наименее вероятный. Полюбоваться на дело собственных рук – занятно, но чем тогда ей насолил глава конкурентов? Нет. В такие совпадения я не верю. Или... если мы отбросили всё невозможное, остаётся смириться с невероятным. К тому же, известно, что дамочка амбициозна... А если ещё прибавить сюда же те взгляды, которые она кидает по сторонам... Вашу мать. В сумме получаем второго претендента. Вот только продолжения банкета нам и не хватало.
В принципе, вся эта чехарда с назначенным наследником меня ещё в тот раз изрядно повеселила. Тоже мне, скандал в благородном семействе. Дворянские интриги. Детский сад. Заигрались, однако, ребятки... Но раз уж клан принял ‘преемника’ – значит, сами виноваты. Хотя, даже если допустить возможность передачи этой, так сказать, ‘должности’ по наследству или завещанию – что само по себе уже достаточно смешно – причём тут эта женщина? Вдова сына предыдущего главы – это даже в плане обычного имущества как-то сомнительно выглядит. К тому же, деньги ей как раз оставили, от щедрот. Но если дамочке взбрело в голову, что ей кто-то что-то задолжал... ‘Если женщина домогается власти - это хуже, чем мятежник на троне. Оба должны думать не об общем благе, а об укреплении незаконной власти’(с), – услужливо подкинула цитатку память. Речь, конечно, не о некоем абстрактном ‘общем благе’ – но, по сути-то... Или она собирается продвигать своего приятеля? – да нет, вряд ли. Один раз этот номер уже не прокатил, а она, конечно, стерва, но вряд ли дура. Да и политик – слишком видная фигура для такой работы. Что ж он-то за ней таскается – любовник? Да нет, если бы она ему дала – давно уже отстал бы, наверное. Скорее, мужик до сих пор надеется – и, думаю, теперь уже не на допуск к телу, а на должность принца-консорта. А то мало ли на свете стервозных баб?
Кошусь на крёстного – обратил ли он внимание на занятную парочку? Похоже, обратил. Впрочем, здесь не место делиться наблюдениями и впечатлениями. Он ловит мой взгляд – и указывает глазами в сторону... – нет, только не... – ф-фух. Пронесло. А мог бы ведь послать и к стерве, с него станется.
Последний объект – прошу прощения, субъект, подлежащий инвентаризации. Последний – по порядку перечисления, но никак не по значимости. Некогда мой коллега, а ныне потенциальный преемник усопшего... Н-да, как-то я это не так сформулировал. В том смысле, что вероятный глава этой шайки-лейки, а не прямой кандидат в покойники. Что там у нас на него было? Иностранец – ну, для их клана это не редкость, скандинав – швед, кажется. Или всё-таки норвег? В общем, потомок викингов – что, применительно к имеющей место фигуре, звучит едва ли не издевательски. Владелец борделя – ну что ж, по крайней мере, с одним бардаком он уже сумел управиться. Кажется, имеет хорошо знакомые мне проблемы – ладно, это как раз совершенно несущественно. И в давешней переделке ему изрядно досталось, но живуч, явно живуч, подранок. В целом – весьма и весьма занятно.
Неторопливо, чтоб не мешать пародии на проповедь, выдвигаюсь в его сторону. То есть, вряд ли он успеет куда-то деться так, чтобы я его не догнал и после – но и привлекать излишнее внимание спешкой не хочется. Да и мало ли вдруг что. В этом городе уже достаточно стреляли в последнее время – и всё без меня. Какая-то тут есть... м-м... несправедливость. Подгадываю так, чтобы приблизиться как раз к окончанию церемонии – и потому слегка запаздываю к месту событий, когда стерва осуществляет свой ‘изящный маневр’. Какая... поразительно мелочная подлость. Впрочем, от женщины я иной и не ожидал. Во всём их племени мне лично известно единственное исключение – и других, похоже, не предвидится. Что ж, если мы не хотим продолжения войны – а, можно подумать, мы хотим – стоит уделить этому аспекту внимание. Если викингу начинать стрельбу не с чего – реальных конкурентов у него как-то не наблюдается, то стерве-то ничего другого и не остаётся. Ну да посмотрим.
Подхожу-таки. Поддержать не пытаюсь – не знаю, как викинга, а меня бы такой намёк на собственную немощь оскорбил. Вместо этого вполголоса окликаю:
– Гере фон Свенссон, у Вас не найдётся для меня нескольких минут? Я, разумеется, помню, что по требованиям этикета нас должно бы представить друг другу какое-нибудь третье лицо – но в наш суетный век есть ли время для таких условностей?
Хочется курить. Очень. Но мы всё ещё на кладбище – да и похороны ещё не вполне закончились – так что приходится воздерживаться. А то крёстный все уши оборвёт.
___________________________
Одет: чёрный, уже слегка помятый и замаранный на рукаве чем-то белым, несколько подмокший двубортный пиджак расстёгнут нараспашку. Чёрные же брюки от того же костюма, тоже помятые, на широком кожаном ремне. Серо-стальная рубашка. Галстук тёмно-серый, в косую чёрную и серебристую строчки. Тёмно-серые носки, чёрные полуботинки, ещё недавно начищенные до блеска.
С собой: в подвесной кобуре скрытого ношения, слева - Глок 28, субкомпакт, в магазине 19 патронов и один в стволе. В подсумке с правой стороны - запасная обойма, также на 19 патронов. По карманам пиджака и брюк рассованы початая пачка сигарет, мобильный телефон, зажигалка, ключи от квартиры, бумажник, документы - включая разрешение на ношение оружия. В руке - шляпа.

Отредактировано Раньеро Корти (2009-01-22 11:58:08)

Лощёные, неестественно франтоватые мужчины в непомерно узких пиджаках, под которые не спрячешь даже дамский браунинг, с неумеренно жеманными манерами, блестящими, несообразно длинными, – 'надо, кстати, попросить Матушку подкорнать чёлку – это уже чёрт знает что', – едва ли не в причёску уложенными, волосами. Разноцветными, кстати, волосами. Рыжие, белые, каштановые — это разномастное, прилизанное, пахнущее, страшно подумать, духами сборище, на котором было странно мало детей и женщин, раздражало своей непохожестью на настоящие похороны.
'Времена меняются... где это видано, чтоб дона хоронили так куцо'.
Где запряжённый четвёркой вороных катафалк? Где военный оркестр? Где, наконец, вся в чёрном рыдающая женщина, бросающаяся обнимать гроб, и заботливые пожилые синьоры в чёрном, которые клянутся позаботиться и отомстить?! Где, наконец, хоть капля искренних слёз – кровь Господня, они же хоронят своего крёстного, в конце-то концов. Пусть неудачливого. Да, жестокого. Может, даже безумного. Но крёстного, под руку которого они пошли, чтобы под ней жить – пусть недолго и плохо.
Когда и плакать мужчине, если не в такой момент? Ан нет, стоят, некоторые негромко переговариваются.
Вон двое — кажется, капореджиме не из последних, а, может, и покрупнее кто, из простых бригадиров немногие выжили в бойне. Стоят тесно, чуть не прижавшись, – 'Они что, любовники? И не стыдно им? Гос-споди, прости за грешные мысли, может, просто родственники', - один прикрывает зонтом второго. Странно. Им бы сейчас как раз работать – отслеживать посторонних. 'Вроде нас, например'.  Когда, как не на кладбище, чужаку удобнее всего выявить ключевые фигуры и, фигурально выражаясь, перехватить инициативу?
А тут уже, кстати, и любители 'выявлять' – бродит между памятниками и склепами-домиками известный криминальный репортёр, прикидываясь, что фотографирует до оскомины избитые туристическими проспектами виды кладбищенских аллей, да стоит под деревом одна, якобы безразличная, личность, подставляя лицо мерзкой тепловатой мороси. 'Тяжело было бы Джованни с таким начальством... Благодарение Господу, что он служит на континенте. Ни малейшего представления о вежливости – разве мы когда-нибудь приходили хоронить карабинеров? Наверняка уже переписал номера – хотя зачем писать, сфотографировал на телефон'.
Суетится, снуёт между растерянными крестниками субъект, на первый взгляд почти мальчик, на второй — тоже почти мальчик, но уже в возрасте. Эдакий вечно юный артист-кокаинист, в трауре выглядит так же органично, как воробей под кавалерийским седлом. Ему бы клеточек, да полосочек, да пёстрых, и лаковые штиблеты – скажем, жёлтые... но увы. Не время сейчас, родина в опасности. 'Кто же это тут у нас такой оборотистый? Инвентаризацию проводит? Чуть не по головам всех посчитал'. Суетится как есть,  шныряет между контрабандистами и бизнесменами, там чирикнет, тут прошепчет, здесь нагадит - нет, вроде пока не гадит. 'А... а-а-адвокат-адвокат, птичка певчая... уж не метит ли и этот соловушка в корольки?'
Стоило бы, конечно, заняться тем же... поздороваться с людьми – а то и с детьми людей – которых без малого двадцать лет назад предоставил покровительству чужого клана. Уже сейчас некоторые из них приходили – робко, по одному – в надежде вернуться под руку Cane Corso. Всем этим людям надо будет что-то ответить после того, как отказать. Это пока можно было отделаться общими словами – пройдёт совсем немного времени, и, если не появится лидера, на тёплое место набегут чужаки. Ещё более чужие, чем этот пёстрый табор кочевых птиц... чтоб не сказать, кочевых петухов.
Хлопнуло – какой-то мужчина с зонтом выбрался из припаркованного почти у самой калитки кладбища автомобиля и поспешно открыл заднюю дверь.
′Ну это уже просто непристойно. Нашли место для свидания – перед кладбищем′.
Голые – нет, обтянутые чёрной сеткой чулок, и от этого даже более обнажённые, чем просто голые – икры воздвиглись на тротуаре, появившись из разверстой дверцы авто. За ними последовали ляжки – к счастью, прикрытые чёрным полотном, а там женщина выскользнула из машины целиком.
'В чёрном, оба в чёрном... Они что, на похороны? В таком виде? С розами? Впрочем, возможно, это не сюда. Просто вдова, которая привела нового полюбовничка к могиле покойного мужа. Так сказать, представить преемника... А он по привычке купил ей цветов на свидание'.
Ладно, не будем давать волю воображению. Вернёмся лучше к присутствующим – и, особенно, к присутствующим в отсутствующем сознании. История о том, как Тео Большое Дупло назначал себе наследника, породила немало толков на последней Конференции. Кто говорил, что старый извращенец помешался на старости лет, кто – что действительно не было в Ogni cosa человека, осведомлённого о  финансовой и иной политике клана лучше, чем пидор Канторини, и прежний дон всерьёз рассчитывал, что этот тип сможет позаботиться о семье.
'Я-то и тогда, и теперь уверен, что, даже в самом глубоком маразме, никто не передаст дело, на которое угробил всю жизнь, в трясущиеся руки параноика. Так что, по мне,  ткнув в красавчика скрюченным артритным пальцем, дон Мазератти имел в виду 'Сделай-ка мне напоследок минет, дружочек, чтоб я тебя на том свете добрым словом помянул', а вовсе не 'Сей катамит богоравный, отрада последнего ложа, членам Сицилии член, задницам местным краса, вашим назначен царём... и гекзаметром дальше по тексту'. Славная была бы смерть, мужская – в момент оргазма. Если французскому президенту можно – почему сицилийскому дону нельзя?'
Припозднившаяся парочка, меж тем, нимало не утруждаясь подтвердить предположения на их счёт, расположилась неподалёку, увлечённо разглядывая собравшихся. Женщина указывала кивком то на одного, то на другого, мужчина, почтительно наклонившись, шептал ей на ухо.
С вызывающе яркими губами на бледном, шаблонно красивом лице, – 'а дамочка-то не первой молодости, хотя и следит за собой', –  с болезненно узкой талией, она напоминала манекен или американскую куклу из тех, которые Матушка никогда не покупала детям.
'С этой парочки хоть набор 'Барби на кладбище' делай. Большую деньгу зашибить можно – если, конечно, этический надзор пропустит. И урна для праха. Обязательно ярко-розовая'.
Нарисованное, – 'интересно, сколько часов она с утра проводит у зеркала', – личико скривилось в недовольную гримасу, глаза, только что широко распахнутые, как у девочек из таблоидов, сузились, и... и всё. Вспомнив, по-видимому, о лёгкости, с которой морщины поражают стареющую кожу,  женщина усмирила непокорную мимику. Только взгляд теперь уже не прищуренных карих глаз по-прежнему впивался в кого-то там, у самого гроба, с такой злобой, что, казалось, должен пробуравить его насквозь.
'Кто же это нас так... увлёк?..'
Белобрысый красавчик, с зализанными в хвост длинными волосами, слащавый и блестящий, как обсусленый леденец, – 'Гипс определённо портит впечатление. Что мальчик-конфетка, погрыз тебя кто-то вместо того, чтоб сосать?' – беспокойно оглянулся.
'Бинго. У этой женщины глаза лани и взгляд голодной крысы. Алчный и трусливый одновременно. Она и есть наша несостоявшаяся леди Макбет,о которой звонили с таможни'.

Вообще, дон Сантони не без сарказма наблюдал за попытками своих коллег превратить семьи из иерархичного, строго функционального, эффективного способа противодействовать официальным властям в гибрид дворянского сословия и современной финансовой элиты. Сам он, с одной стороны, гордился своими деревенскими корнями, а с другой – хорошо знал историю и помнил, что династические принципы сгубили не один правящий дом.
Например, порождая такие вот обманутые ожидания, когда человек надеялся по крови получить то, что не давалось ему по уму – и не получал.
Снова, теперь уже куда более пристально, Чезаре рассматривал кукольную женщину. Скользнул по округлым бёдрам, ненадолго задержался на плоском животе и подчёркнутой пиджаком тонкой талии, мазнул по в меру развитой груди, не скрываясь, рассмотрел скрытое под символической вуалеткой лицо и снова вернулся к талии.
'Это фигура нерожалой женщины. Почему у неё нет детей? Она же – мужняя жена. Была. Вот ведь парочка – пустоцвет-перестарок и не то бандерщик, не то бандерша. Выбирай не хочу. Не-хо-чу'.
В том, что поддержать кого-то будет правильно, он не сомневался. Пока по всему выходило, что бывший консильери имеет куда больше шансов на продуваемое всеми ветрами место следующей мишени – в конце концов, эти четыре года он не протирал коленки на стылом камне безвестной немецкой церкви, а добросовестно исполнял обязанности советника, – но у него был недостаток, который в глазах Чезо перевешивал осведомлённость. Много читавший по этому вопросу, дон Сантони понимал: Это –  не вина прилизанного скандинава, Это – его беда и болезнь, но, как говорится, осадочек остался.
Теперь, впервые рассматривая второго претендента – претендентку, чтоб быть точным –  не мысленно, в виде набора фактов биографии, не как средоточие финансовых потоков, а как живую, плотскую, нестарую ещё, но судорожно цепляющуюся за молодость женщину, он многое увидел по другому. Увидел и оценил этот её единственный, брошенный на блондина, - 'какая-то у него была фамилия простая... Чей-то-там-сон' – взгляд, который заставил его усомниться в том, что содомский грех – самый большой порок для потенциального преемника. ТБД был, к слову сказать, хорошим организатором, а этот женоподобный малый – 'Эрик-сон? Не-е-е-т... Эрих-сон? А... Эрих Чей-то-там-сон', – справлялся со своим борделем успешно и без истерик..
'Я хочу знать, почему у неё нет детей'.
Проповедь подходила к концу. Забрав у супруги аляповатый букет, дон Сантони замер ненадолго, раздумывая, как распределить свой 'ограниченный миротворческий контингент'. Мелькнувшую было мысль натравить Бастардо на дамочку он подавил в зародыше – слишком ярко и подробно нарисовалась в его воображение картина 'Крестник, удушающий Вдову, аки терьер – здоровенную крысу'.
'Пусть женщины говорят с женщинами, а содомиты с содомитами. А я, покуда, поговорю с Богом', – не сомневаясь, что его поймут, небрежным кивком головы дон указал спутнице жизни на двинувшуюся к разверстой могиле вдовушку. Следом выцепил среди зонтов мокрого взъерошенного Неро, и встретившись с ним взглядом, покосился на подранка-консильери. На мгновение на лице крестника промелькнул испуг – 'да ладно, ты бы её загрыз, малыш′, – затем понимание и облегчение.
Сантони уже примерился было к облюбованной скамейке, когда заминка возле могилы заставила его обернуться. Чезаре оценил диспозицию. Да-с. Похоже, каблучки подвели на сырой земле авантюристку с континента, и та едва не завалилась на...
'О как... да Вы, синьора, однако, просто дрянь. Упакованная, красиво покрашенная дрянь. Второй свежести. И всё же... и всё же, возможно, помочь придётся именно Вам'.
Чезаре едва не рыкнул на болтающихся окрест боевиков Ogni cosa. Напрягшиеся в тот момент, когда Раньеро двинулся к их основному на данный момент подопечному, они совершенно проигнорировали приближение весёлой вдовы.
'Да, вздумай она перепилить ему шею пилкой для ногтей – а ей на это потребуется не меньше суток – эти сонные мухи и тогда позволят его укокошить, потому что сомневаются: а может ли опасность исходить от женщины? Либо непрофессионалы, либо...'
Что 'либо', дон Сантони додумывать не стал. Он снял левую с кобуры и, прищёлкнул над головой пальцами, чтобы привлечь внимание своего консильери. Затем собрал кисти в горсть, подхватывая что-то невидимое из воздуха, и бережно накрыл одну руку другой – словно удерживал в клетке из пальцев хрупкого пушистого зверька.
'Что же это было у тебя за  детство такое, женщина, что теперь ты считаешь, будто весь мир тебе должен? И не потому ли у тебя нет детей?'

_______________________________
Одет: Чёрный двубортный костюм из магазина готового платья, который отлично сидит на своём хозяине - несмотря на то, что куплен его женой на глазок, без предварительной примерки. Льняная сорочка серого цвета в узкую вертикальную строчку. Галстук-селёдка в мелкий серый горох. Тёмно-серые носки, чёрные кожаные туфли.
При себе: Портмоне с Visa Platinum, визитками и небольшим количеством наличных, паспорт, разрешение на ношение огнестрельного оружия, мобильный телефон, ключи от дома - тяжёлая связка, которую легко использовать как кастет, в подвесной кобуре скрытого ношения тридцать шестой Глок - модель слим, магазин на шесть патронов плюс один в стволе.

Аэропорт Палермо.
Он встречал ее в аэропорту. Она, кажется, ничуть не изменилась за это время: такая же строгая, не замечающая провожающие ее взгляды, цветущая и пахнущая, как те купленные розы. Он знал, что она не любит цветы, и розы сами по себе несколько пошловаты, но они придавали какой-то классический элемент «как в кино».
Улыбки, можно обойтись без слов: они и вправду рады друг друга видеть. Знакомый блеск в глазах, как у тигра, выглядывающего антилопу, - она вновь почувствовала  возможность получить власть в свои руки. Что ж, возможно, это твое время править железной рукой. Железной рукой в бархатной перчатке.
Он прижал к губам ее тонкие пальцы и обнял, настороженно пробегая взглядом по сторонам. Ты так беспечна, Лидия..Кто будет заботиться о твоей безопасности?
Пожалуй, он мог бы в нее влюбиться, если бы, если бы… 

Кладбище.
Он понимал, что их появление не останется незамеченным определенными людьми, и потому еще издалека, пока они только подъезжали к месту, мало тянувшему на место успокоение душ, начал всматриваться в лица. Хоронят боссов двух кланов – значит, и контингент будет соответствующим. И это не могло не волновать.
Когда автомобиль остановился, мужчина обернулся и посмотрел на свою спутницу. Лидия замешкалась, не спешила выходить, и бог знает, что там было у нее на уме. Было ясно, что они оба сегодня еще вспомнят тот июльский день..Но сегодня – никаких дежа-вю.
- Морелло тоже сегодня хоронят, - Эстен указал на группу людей, чуть в стороне от группки «Ческо». Он прекрасно понимал, эти группы с различными интересами объединяет сейчас общее желание поскорей закончить эту показную тягомотину, закопать и забыть.
- Данхэм, Леопольд Данхэм. Наш адвокат, - добавил Франко, перехватив взгляд Лидии. Данхэм всегда казался ему странным, мультяшно-несерьезным, но при том он был профессионалом, что следовало признать. Хороший выбор.
…Раскрыть зонтик, подать руку, открыть тяжелую калитку, пропуская вперед, - Эстен являл с собой образчик галантности, да и за кем поухаживать, как не за Лидией, зная, к какому типу женщин она принадлежит?
- Хочешь ознакомиться с нашими счастливчиками? - Эстен улыбнулся и приобнял Лидс за талию. - Про адвоката я уже говорил. Немец, имел собственную практику в Австрии. Кажется легкомысленным пустозвоном, но компетентен. Далее - братья-акробаты. Этот с зонтом - начальник охраны Диего Агиляра, связан с испанской «Лоркой», по слухам, любовник Канторини. Его сводный братец - Арно де Монсальви, из французского «Золотого Руна», личный телохранитель Ческо, раздолбай, каких мало, потаскун и клоун - любит отколоть что-нибудь эдакое - в общем, добрый малый. Наши братцы начудили на родине, в результате чего бежали под крылышко Канторини. Полиглоты, кстати. На Лоренцио Каплетти - видишь, того? - ничего особенного нет. У него была почти легальная врачебная практика. Ну, наркотой приторговывал. Неясно. И, наконец, Эрих фон Свенссон, бывший консильери, нынешний исполняющий обязанности главы клана, - Франко хотел было продолжить рассказ биографией шведа, но Лидия ощутимо дернулась, и он сжал женский локоток. - Тише, Лидия, на нас смотрят, - строго шепнул на ухо, беспокойно озираясь по сторонам. Он увидел тех, кого меньше всего хотел  здесь встретить. Вот и воронье из Канэ Корсо..
Конечно, Лидия их не замечала. Мало того, она вряд ли догадывалась об их существовании. Ладно, сейчас ее момент триумфа над старым обидчиком. Но, детка, нельзя быть такой невнимательной.
- Данхэм. Я хочу с ним поговорить после церемонии, - очевидно, в ее головке созрели наметки для  какого-то плана. Но мысли Эстена вертелись вокруг черной троицы. Ведь не поленились же, притащили себя на кладбище. Зачем? Позлорадствовать? Присмотреться к оставшимся? К чему эти показные венки? Делают вид, что скорбят чуть ли не больше всех. Тьфу.
Тем временем Лидия уже рванула к могиле, зацепила по дороге Эриха - ну, Лидс! - договорилась с ним о встрече – я так понимаю, даже без меня? - и потребовала свой зонт.
- Дальше я сама.
- Но Лидия, послушай, здесь.., - сам понимая тщетность попытки привлечь внимания женщины к пришлым, заикнулся Франко, но его перебило приказное «Потом». Все, спорить бесполезно. Упертая ведь. Он прекрасно знал эти командные нотки в ее голосе, появляющиеся, когда она чувствует себя хозяйкой положения, как и то, насколько она не любит, когда рушат ее планы. Оставалось лишь развести руками и позволить ей уйти.
Вернувшись в машину, Эстен, нахмурившись, наблюдал за представителями объявившегося клана. Его задача – предостеречь. И как тебя оставлять одну? 

--> Отель "Park Hotel Silemi" --> Здание Администрации

Собственно, почему кипарисы? Этот вопрос, уже с минуту другую будоражил воображение Цербера, сосредоточенно изучавшего местную флору, чтобы не обращать внимания на…эээ, «фауну», поражавшую своей разношерстностью. Кипарис, символизирует печаль, а в Древней Греции являлся символом смерти из-за темной окраски листьев. А если вспомнить, что сие скорбное растение произрастает, в память о каком-то там олене, которого любил какой-то там дружок Аполлона.., в общем –тоска зеленая. Правда что зеленая,  выгодно оттеняющая  костюмчик Арно, столь зубодробильно слепящий своей белизной, что невольно обращал вопросительные, а то и предосудительные взгляды чопорных сеньоров , пришедших провозгласить свой последний «салют» , ныне покойному главе Лимиты. Костюм что надо, сидит как влитой, да и весь вид де Монсальви, несмотря на болезненный цвет лица, и немного сонный, после курса лечения антибиотиками, взгляд аквамариновых глаз, выражал подавляемое раздражение. Сра-ать, срать я хотел на ваше мнение (с)
Диего насмерть прилип к его рукаву, и кажется ткань пиджака, которую брат так рьяно прикрывал зонтом от дождя, оросилась его так долго сдерживаемыми слезами. Француз едва не дернулся, будто эти скупые капли, прожгли его тело насквозь. В свете последних событий, испанец стал нездорово мнителен, ну это само собой, от клана остались рожки да ножки, но вот граничащая с маниакальным тщанием опека над родственничком, не давала Арно вздохнуть. Они потеряли Крестного. Видит бог(хотя по мнению де Монсальви, этот умник не видит ничего дальше своего носа), братья сделали все что могли, чтобы предотвратить гибель последнего…Уж телохранитель то знал, что босс смерти не боялся, и даже в некоторой степени жаждал ее, чтож, если все-таки загробная жизнь существует, то Ческо есть с кем там встретиться, лишь бы в одном котле тесно не было. Помнится, прекрасным летним деньком, не в пример этому, они раскурили с доном божественный косяк и некоторые подробности личной жизни Канторини, стали известны французу. С этих самых, череда подозрительных взглядов , адресуемая братцу, имела место быть сопровождаемая невнятным бубнежом , так и не начавшегося , щепетильного разговора о «девочках». Собственно, Арно решил поставить жирную точку в этом вопросе, особлево, когда после травли с Короной, французишко совсем поплохел здоровИем, а грозный шеф охраны, выхаживал его, при этом, перетащив холеную тушку де Монсальви, в новые апартаменты на вилле, ныне ставшие общими. Конечно, подружку теперь не пригласишь, да и когда это он приглашал дам в логово мафии, это так, повод поворчать.
-Да не реви ты-совсем не то, что хотелось сказать брату в поддержку, в утешение. Смазанный жест: коснуться кончиками пальцев спутавшихся братовых волос, чуточку взъерошить, неловко приободряя и злясь на себя одновременно, за неспособность выдавить  ни единой слезинки в память почившему Крестному.
Арно смиренно вздохнул, решив отвлечься созерцанием черной массы, снующей вокруг да около, большую половину «скорбящего» люда, он и в глаза не видывал ранее, а нюх Цербера, чующий опасность за версту, за что и получил в клане прозвище Адского пса, вопил об осторожности, но где уж тут, столько цац с понурым видом, всех и не раскусишь, на то и нужны бравые молодцы Агиляры.  Среди этой «могучей кучки», только два лица радовали француза: Лео, в своей обычной манере лебезящий то тут то сям, а впрочем мастерски выполняющий свою работу, да Эрих фон Свеннсон, чудом не склеивший ласты, в фатальной «перебранке». Арно нервно дернул бровью, представив себя в роли телохранителя Эриха, никаких поблажек, которые щедро расточал Франческо своим «детям»,хотя перспектива почаще захаживать в бордельчик , грела душу. Да, теперь они не более, чем рядовые члены клана, дружба связывающая его, брата и Крестного, образовавшая некий, казалось бы , нерушимый альянс, рухнула со смертью дона. Чужаки…такие же каким был Канторини в этом клане. А что? Свалить бы с этой неудавшейся второй родины, вместе с Диего, который и не подозревает, сколько Цербер успел умыкнуть и со своего бывшего французского клана «Золотое руно» и с испанской «Лорки». Да вот признаться брату очково, коему до сей поры , неизвестно, отчего бывшие соклановцы так и не уймутся, и все точат, точат зубки… Кстати о птичках, куда делась Пат? Хотелось верить, что целехонька в своем Париже, кабы туда, за уличный столик у ресторанчика, да за чашечкой кофею…Стоять! Свой «кофей» у него подмышкой, уже более часу нагревался, Арно тряхнул курчавой головой и высунул из под пиджака, зажатую бутыль шампанского, ровно в тот момент, когда гроб погрузили в могилу.  Оттолкнув Диего, де Монсальви стремглав оказался у края свежевыкопанной ямы, в которую стекала грязевая жижа, белоснежные брюки, украсил причудливый арнамент, землистого цвета капель. Охрана напряглась, но видимо под вмиг ставшим властным оком шефа, Церберу дали молвить речь:
-Ну что это за унылые физиономии?-от подобной фразочки, невольно воцарилась тишина, да такая, что только звук тяжелых, дождевых капель , ударяющихся о крышку гроба, нарушал повисшую паузу, действительно жутким, глухим :"дон-дон"-Если вы  знали Франческо, то ведете себя весьма неприлично, сообщу я вам, он не любил скуку, которую вы здесь развели!-Француз поднял руку, словно желая предотвратить гневный ропот, пущай потом люлей надают, но сейчас душенька просила. Откупорив шампанского, Арно осклабился, и отсалютовав в пространство, приложился к горлышку устами-За тебя босс!
Цербер демонстративно поднял бутыль дном к небу, выгнувшись как молодой ясень, и плевать, что там о нем думает, кто покрутит пальцем у виска, кто и вовсе не обратит внимания…Подумаешь, у телохрана крышу сорвало. Настолько сорвало, что позволил себе оступиться на склизском месиве почвы и угодить прямиком в ад!...Ну или попросту, в могилу, лечь пластом на гробе, вперив разъяренный взгляд в лакированную поверхность, в последнее пристанище Крестного:
-Поздравляю босс, ты все-таки трахнул меня напоследок!..

С чувством выполненного долга, помня о смерти, Лидия решительно процокала к ограде кладбища, как ее буквально тормознуло мягкое обращение, так что Лидс аж на секунду замерла от подобной наглости, медленно поворачиваясь к «блаженной», рискнувшей поднять такую тему. Тема Клаудио навсегда была закрыта в день его убийства и не обсуждалась даже с матерью. «Я не хочу об этом говорить», и все, как об стену горох, бесполезно пытаться добиться реакции. 
Ястребиный, оценивающий взгляд, и ухоженная бровка изогнулась в искреннем удивлении: сидевшая на скамейке незнакомка оказалась занятным существом. Женского пола, между прочим, хотя что это за женщины такие пошли, андрогинные? Костюм как с мужского плеча - хотя она вроде худая, ненакрашенная - вон морщинки видно, волосы - не пойми что, и ужасный, просто отвратительный галстук и не менее отвратительная шляпа. Как можно настолько себя не любить?
Впрочем, можно пофантазировать, кем могла бы быть эта женщина. От нее словно веяло каким-то архаизмом, анахронизмом, нафталином, книжной пылью. Пылью с толстого сборника сказок, верхнего в стопке забытых книг, на чердаке, куда их сносят, когда дети вырастают и читают уже не новеллы, а  скучные газеты, от которых красятся пальцы. Она могла бы быть бедной крестьянкой в простеньком льняном платье и чепце, что от зари до зари работает в господском доме, не покладая рук, а дома ждут дети, семеро по лавкам, вечно голодные, и она спешит в свою хижину и варит им в чугунном котле похлебку на воде и камнях, обманывая малышей, что это куски мяса, на которое денег нет. Муж-каменщик, давно загнулся от пьянки и пыли в легких,  госпожа доводит издевками, а господин делает неприличные намеки. А у нее еще куча домашних дел, но живут они дружно, да, бедно, но по-своему счастливо, и однажды встретится ей на пути добрый старец, который окажется волшебником, и поможет. И все будет хорошо - это ведь сказка. Но мы безбожно отвлеклись.
Лидия глянула на руки блаженной: без длинных коготков, невыхоленные, но с длинными пальцами, не сказать, что «рабочие». Руки получили оценку «хорошо». Женщина казалась простой, но в ее лице читалось какое-то благородство, что ли. Не аристократизм, но мещанство. Однако стиль у нее от-вра-тительный.
И что не могло не тревожить - тот факт, что незнакомка, по-видимому,  знакома с биографией Лидии, вон какие себе вольности позволяет. Лидия Мазерати, конечно, человек публичный, но все-таки странно, что чуть ли не каждая собака в Палермо знает, или догадывается, о ее существовании.   
Сдержав невежливое замечание из серии «а вам-то какая печаль?», пропуская упоминание Канторини, Лидия чуть кивнула головой, делая шаг по направлению к сидящей:
- Да, вы правы, синьора…Простите, мы кажется незнакомы?

Викинг негромко хмыкает – от него прямо-таки веет здоровым скепсисом. Сомневается – понятное дело. Не сомневался бы на его месте только полный кретин. Но мы вряд ли его подставим – что нам за выгода, в самом деле? – убить его можно было бы куда как проще, и притом не похерив напрочь репутацию многолетней выдержки. И это он, наверное, понимает. Или нет? Ладно, погодим – не будем забегать вперёд паровоза. Пусть сам скажет, что его беспокоит. И тут он выдаёт:
– Я не буду против вашей компании вплоть до завтрашнего ужина. Сеньора и сеньору Сантони я попрошу внести в список приглашенных. И пока на этом остановимся, если вы не против.
Я прямо-таки ощущаю, как мои глаза неспешно перебираются на новое постоянное место жительства – на лоб, то бишь. Что-что он сказал?!
‘...против вашей компании вплоть до...’ Да-да, именно ‘вашей компании’.
Вот это непосредственность, а? Привык, наверное, там у себя, в борделе – в кого клиент пальцем ткнул, того и подали. На блюдечке. С голубой каёмочкой. Да хоть бантиком украсили... Стоп. Это сейчас неважно. А что важно?
Важно – зачем. Зачем ему это? Та-ак. Соображаем быстро.
Его не устраивает охранник рангом ниже консильери? – Чушь. Он, конечно, похож на сноба, но не настолько же.
Ему для уверенности в собственной безопасности нужен заложник от нас? – Да какой из меня, к чёрту, заложник? Бред.
Он считает, что это мы тут позабавились стрельбой по тарелочкам, и теперь намерен мстить? – Вряд ли. Это же наверняка можно проверить – а даже если нет, мотив-то где? Cui prodest? – да уж не нам.
Стоп. Тише, Дворняга... Это уже абсурд какой-то. Хотя... ‘Если у вас паранойя – это ещё не значит, что за вами не следят...’ Стоп. Тише. Лучше отвечай – не стоит заставлять собеседника ждать, пока ты проморгаешься.
– О... Охотно передам дону с супругой Ваше приглашение... – с голосом я справился, тон ровный, а вот вылезшие из орбит глаза никак не удаётся призвать к порядку, – что до прочего – я, в самом деле, не лучший выбор. Я, собственно, вообще не телохранитель. Мы с Вами, с Вашего позволения, некоторым образом, скорее, коллеги... – ‘ладно, Бастардо, кончай этот фарс, удивление удивлением, а держать себя в руках всё равно надо’ – привычно прищуриваюсь – и на душе сразу же становится спокойнее, – но, если Вы не против, я уточню, что об этом думает дон Сантони. Благо, он тут неподалёку...
А что он, спрашивается, может думать об этом несусветном предложении?
Это же, как минимум, совершенно нерационально. Основная задача телохранителя – заслонить охраняемый объект собой и подставиться под пулю вместо него, дав ему время укрыться или ещё как-то среагировать на нападение. Уж столько-то я об этой работе знаю. Викинг что, в самом деле рассчитывает, что я стану подставляться вместо него? Ну уж нет. В мои должностные обязанности это не входит. Вот вместо крёстного – всегда пожалуйста. Так на то он и крёстный.
– Хорошо, будьте добры уточнить, – невозмутимо гнёт своё викинг. – И передать сеньору Сантони мою благодарность за заботу.
И усмехается этак, словно спрашивает – ‘А с чего это вы, ребятки, решили, что справитесь лучше?’
А с того, что наше дело – сторона. И нашим людям стерва, например, точно не отстёгивает. Ну да ладно.
Растягиваю губы в улыбке – сам чувствую, насколько неискренней. Взгляд на крёстного – тот зачем-то прицепился к шерифу-великану. Подходить было бы неуместно. Выуживаю из кармана мобильный, отстукиваю сообщение, между делом поясняя чужой усмешке – невзначай, задумчиво, чуть в сторону:
– Знаете... у нас тут есть свой участок, на этом кладбище... Так им, в основном, старики пользовались... в последнее время...
Отстучал: ‘Охрану не хочет. Предложил остаться мне, до ужина завтра. Вы с Матушкой приглашены’. Отсылаю. Пока жду ответа – успеваю забеспокоиться. А вдруг крёстному эта идея покажется забавной? Крёстный – он такой, у него чувство юмора, понимаете ли. И что тогда? Ч-чёрт... Чезо, чес-слово, это не смешно... – то, что крёстный уже не крёстный, а по имени – само по себе дурной знак. Значит, нервы совсем ни к чёрту. В одной руке мобильный, в другой – шляпа. Даже пальцы не скрестишь незаметно. Оу-у... Так ведь и уверовать недолго – просто ради того, чтобы иметь возможность апеллировать к высшей инстанции. Вот Чезо-то порадуется... Телефон трепыхается в пальцах пойманной птицей. Врёшь, не улетишь. Читаю знакомо-небрежный ответ: ‘сам дурак. разжуй. отказать, сдохнет-похороним. ужин-да p.s.может ночевать у нас’. Тьфу ты, чёрт. Пронесло. ‘Сам дурак’. Кто, викинг или я? Наверное, оба.
– Ну вот... – выдыхаю, скрывая облегчение – и принимаюсь за привычный перевод кратких указаний с человеческого на вежливый, – и дон, собственно, того же мнения... Работу должны делать специалисты. Я к таковым не отношусь. Что ж. Если Ваши люди представляются Вам полностью благонадёжными – дело Ваше. Хотя, ввиду явления синьоры Мегеры, – ‘о! тоже ничего себе эвфемизм для стервы’, – не рекомендовал бы всецело на это полагаться. И – да, дон благодарит Вас за приглашение и обещает непременно присутствовать, – вместо учтивого поклона коротко киваю, едва не забыв про постскриптум – но спохватываюсь: – И, в связи с тем, что не имеет возможности отпустить на это время меня – в свою очередь предлагает Вам своё гостеприимство, – чуть передёргиваю плечами. Как-то уж очень мне сомнительно, что он согласится. – Если это, конечно, Вас интересует.
‘Мегере’ викинг чуть усмехается – а я, по ходу, попал в точку. Даже на взгляд человека, который знает её лучше, чем я. Лады, пусть будет Мегерой. Если я всё правильно помню – вроде как, старшая из эриний, читай – мстительность, а сама по себе олицетворяет зависть и гнев? Изображается в виде мерзкой змееволосой тётки с бичом и весьма дружелюбным оскалом? Крайне, крайне мило.
– Думаю, выбор охранника для меня в любом случае займет как ваше, так и мое время, – заулыбавшись вдруг, викинг ловит взгляд крёстного и кивает ему. ‘Да он, никак, передумал? Ну, оно и к лучшему’. – Для меня будет честью посетить вас, – и улыбается ещё шире.
Ну да. Забавная шутка. Только вот... только вот ни черта он не шутит. Ловлю себя на том, что успел вот уже дважды моргнуть – в очередном постигшем меня приступе ошеломления. И, спохватившись, киваю в ответ – нет, шея у меня всё-таки отвалится. Не сейчас, так скоро.
– Рад слышать, – а выравнивать тон становится всё труднее и труднее. Ладно. Теперь это не мои проблемы – по крайней мере, не только мои проблемы. – В таком случае, когда Вы закончите здесь с делами... – вспоминаю про то, чем – кем – занят крёстный, и добавляю: – и дон освободится... эм... будем рады видеть Вас. – ‘Да и так вроде видим...’ – У нас. – ‘О, вот без этого уточнения ну никак нельзя было обойтись... Что-то ты совсем вразнос пошёл, Бастардо’.
Ладненько. Сейчас вызовем кого-нибудь из ребят с машиной, он как раз пока подъедет... А я как раз пока отойду. От удивления. И заодно чуть в сторонку – не названивать же по телефону буквально от самой могилы. И курить хочется уже без малого невыносимо... Но вот с куревом придётся ещё погодить.
___________________________
Одет: чёрный, уже слегка помятый и замаранный на рукаве чем-то белым, несколько подмокший двубортный пиджак расстёгнут нараспашку. Чёрные же брюки от того же костюма, тоже помятые, на широком кожаном ремне. Серо-стальная рубашка. Галстук тёмно-серый, в косую чёрную и серебристую строчки. Тёмно-серые носки, чёрные полуботинки, ещё недавно начищенные до блеска.
С собой: в подвесной кобуре скрытого ношения, слева – Глок 28, субкомпакт, в магазине 19 патронов и один в стволе. В подсумке с правой стороны – запасная обойма, также на 19 патронов. По карманам пиджака и брюк рассованы початая пачка сигарет, мобильный телефон, зажигалка, ключи от квартиры, бумажник, документы – включая разрешение на ношение оружия. В руке – шляпа.

-Он попахивает уже- огрызнулся на растерянный лепет юриста, чуть не жуя растительность, устилающую гроб. От внезапного падения и удушающего аромата цветочных букетов,  в бедовой головушке де Монсальви, закружили мириады звезд, и перспектива прикорнуть здесь на веки вечные, аки верный пес у могилы хозяина, показалась Церберу, весьма прельщающей. Арно озвучил свои умозаключения громким пчихом, когда пестик, начиненный изрядным количеством пыльцы, изволил щекотнуть нос француза, после чего, вредоносный, раскрывшийся бутон, коим оказалась лилия , цвета апельсина, столь неуместная , своей радующей глаз расцветкой, обрамленную пошловатыми желтыми хризантемами, да сонмом багровых роз и белоснежных каллов , была безжалостно отделена, от своих «соседок-кумушек» и занесена неверной кистью за ухо француза, чтобы украсить угольно-черные кудри, разинутой пастью королевского цветка..., едва не занесена. Все же душкА не хватило, причиной тому, «эти глаза напротив» , и не одна пара! Брови Леопольда, сложились в некий трепещущий домик, серые глаза выражали беспокойство и …стыд? Под этим , взывающим к разуму взглядом, становилось действительно неловко, поежившись, Арно переключился на братовы ясны/грозны очи, цвета ночи., а зря…Два пунцовых пятна, на смуглых ланитах испанца, красноречиво говорили  о предстоящих «пряниках» и  о том, что обычно следует апосля оных…
Ох, Антонина, как мне плохо! (с) . Арно подавил желание, матюгнуться в ответ, на тщетные попытки достучаться до совести телохранителя, и смиренно, позволил себя  выдрать из клоаки, коей  стало месиво из мокрых , осыпавшихся лепестков и погнутых под тушей де Монсальви , стеблей, щедро сдобренных , проливным дождем. Утерев рукавом замаранное лицо,  мужчина глянул через плечо, как учиненное безобразие, присыпают землюшкой, а нарастающий гул  под аккомпанемент чавкающих в кладбищенской грязи ног скорбящих, в нетерпении переминающихся с ноги на ногу, ускорили процесс, последние :»Аминь»-«Еще свидимся» и без того , немногочисленный, для предположительно помпезной церемонии, людской поток,  медленно, но верно, отправлялся восвояси…Цербер одобрительно закивал головой, после чего осекся, перехватив взгляд Диего, как безмолвный подзатыльник, мол не шибко то радуйся, а главное, про себя, про себя…
С обреченной миной, отведенной на бойню коровы, Арно кротко воззрился на дерганного немца, что выплясывал с утра , бесконечный риверданс, спинку прямо, ноги в петит плие…Бутыль сдал без боя, может Данхэму нужнее, совсем нервный стал:
- Я это… Туда …-зачем-то мотнуть головой в неведомую даль, неуверенно пожать плечами- Домой- от слова этого, только горше стало, дом ли ему «Сладкая жизнь» нынче?- На виллу, там с похорон столько закуси вкусной осталось…-неловкая пауза- Ты тоже, что-то промок, я могу тебе еще комплект пижамки выдать, ты ту отстирал кстати? -И понеслась душа в рай (с). Самые неподходящие, не приличествующие обстановке слова, но не имеющий возможность угомонить сей словесный понос, Арно отдавался порыву «С чувством, с толком, с расстановкой(с)»-А Мэрелин ныне почила..., ну та что на моей стенке сверкала своей блядской улыбкой, потерять сразу двоих, любимую бабу и Крестного!- что это ему в спину, как кол в сердце, аж дыхание сперло?! А ….Позади же Агиляра стоит, ушки навострив. После, после по ухам за нелицеприятное сравнение- Очухался значит, после полу коматозной отключки, а апартаменты поменяли, Монро заменили унылым фисташковым цветом, Ческо зачем-то грохнули, и все без меня, все без меня…Боже, Лео! Заткни меня немедленно, какой-нибудь своей полезной, но такой нудной информацией!- Француз загребущими лапами, лихо схватился за неожиданно сделавшимся резиновым лицо,  щипая бледные щеки, как кисейная барышня и бубня , что –то не слишком интеллигентное, под самый нос:
- Если мы отсюда сейчас не уберемся, я чего-нибудь наворочу, ох…чует мой…
Потрусив, мокрыми цуциками в сторону кладбищенских ворот: шеф охраны, бывший телохранитель Крестного и юрист мафиозного клана, бросили свое прощальное «Чао», тайно надеясь, что их никто не остановит и не попросит соблюсти еще какие-нибудь  протокольные действа.
Кто это? –притормозить и указать подбородком на дам, беседующих у скамьи, одна даже отважилась присесть …Пульсирующий ком застыл в области горла, спирая дыхание, заставляя обратить внимание на тихий голосок, свербящий подкорку француза, доносящий неровным фальцетом, о том…, что пора уносить ноги. Запомню. А теперь прочь. Сюда я больше не ездок(с)
<<<<< Вилла "Дольче Вита".

Отредактировано Арно де Монсальви (2009-01-28 01:11:15)