Воскресение, с восьми до девяти утра.
Альдо – отец Альдо здесь, и Альдо во всех прочих обстоятельствах – заканчивал воскресную проповедь.
Чезаре был удручён. И взбешён. И даже обеспокоен. Настолько, что впервые за много лет снова повесил под мышку глок – нет-нет, он не разделял языческих суеверий, но чтоб быть застреленным, как кабанчик в тире... не будет этого.
Дон Сантони не чувствовал привычного успокоения – не удавалось никак отринуть земную сумятицу в голове, порождённую кровавой круговертью на прокалённых солнцем улицах...
Солнце, к слову сказать, палило немилосердно, и прихожане неохотно расходились, предпочитая постоять ещё недолго в прохладных нефах. Перемолвиться парой слов со своими святыми или друг с другом – лишь бы не покидать сумрачного, расцвеченного витражными бликами умиротворения дома Господня.
'Палило... Палят... Кто... Зачем, Отец наш небесный, главное ведь понять зачем? Quis prodest, скажешь... а не quis не prodest – глупые, бессмысленные смерти,.. или хуже – расчётливая провокация, за которой последует передел... Кто...'
Привычно Чезаре обогнал жену и, поддёрнув рукав пиджака, подал святую воду. Тонкие, сильные её пальцы погрузились в его смуглую горсть и вышли обновлёнными. Капли срывались, ловя осколки витражных бликов и бились, одна за другой, в мерцающую гладь. Прежде его всегда завораживало это таинство... Теперь же он просто не обратил на них внимания.
– Синьор Сантони?.. – произнесённое робко, с вопросительной интонацией, имя это показалось Чезо чужим.
Говорившая – девочка лет пятнадцати, хорошо, но скромно одетая – подняла на дона глаза, и тот захлебнулся в потоке ассоциаций.
Мадонна. Не та зрелая женщина, гранат плодоносящий, полная чаша, Одигитрия, которую растащили на типографские образа – нет. Не властная матрона на троне, королева святых, сияющая Никопея, что часто взирает на смертных с фронтонов церквей – и не она тоже. Костлявая девочка, с огромными глазами загнанной жертвы и грудями, такими незрелыми, что, целуя их, можно заработать оскомину – Мадонна времён Благовещения.
'Пусть просит. Пусть просит, Госпожа моя, разве смогу я отказать?'
Самого Чезаре просили редко. Шли к Даниэле, а последнее время и к старшей дочери, Филии, тоже шли, и у них уже просили – денег, или пристроить непутёвого родственника, или крестить сына... Помочь с несговорчивым должником не просили никогда и никого – разве, бывает, жаловались, что налоговый инспектор совсем озверел, или дочку попортили заезжие моряки. О таком, обычно, старались сказать при нём – но очень редко ему самому.
И вот теперь девочка эта, с лицом Богоматери, лепечет что-то невнятное: 'синьор Бернардо', 'совсем плох', 'добрейшей души человек', 'помогите ради Христа', 'всегда заботился', 'нет дела', 'Виньи'... – а Чезо не знает, куда ему деть глаза и чем ответить.
– Дитя моё, – выдавливает он наконец, вклинившись в поток бессвязных слов, – ты ведь, как добрая католичка, пришла к мессе, не завтракав?
– Да, синьор, в смысле, нет, в смысле... – Тонкие руки испуганно обнимают костлявые плечи, словно девочка зябко кутается в невидимые крылья. – Но я...
– Тогда мы поговорим дома, после трапезы.
Первая чашка кофе и первая папироса. Уют и умиротворение.
Определённо, смена обстановки пошла девочке на пользу, и она снова излагает свою историю, прихлёбывая мелкими глоточками отменный кофе Даниэлы.
'А это дитя старше, чем кажется на первый взгляд'.
Дело, в общем-то, незатейливое. Этот самый Бернардо, не то родственник, а, скорее, жених, остался без работы, и теперь совсем упал духом. А посему она собралась с силами и...
– Вы уважаемый человек, синьор Сантони, известный человек, и я только потому дерзнула Вас побеспокоить, что друзья наших друзей могли бы найти для синьора Бернардо место. Он очень нуждается в каком-нибудь деле, понимаете...
'Виньи... где-то я слышал это Виньи. Что-то с ним... 'друзья наших друзей'... Что ж, дитя, ты, сама не зная, пришла по адресу... Пристроим мы твоего Бернардо... Бернардо... Бернардо Виньи?!'
Дон Сантони протестующе вскинул руку, и девушка испуганно замолчала.
– Синьорина Азурра, поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы говорите со мной сейчас, – от неожиданности он даже утратил ту патриархальную вальяжность, с которой с самого начала повёл этот странный разговор, и перешёл с ней на 'Вы', – о некоем синьоре Бернардо Виньи?
– Да, синьор.
Чезо молчал, нахмурившись, пытаясь привести в порядок взбаламученные мысли.
'Это тот Виньи,.. тот самый Виньи... Бернардо Виньи, педант Виньи... псих Виньи, в конце концов... начальник охраны Морелло... 'Мальчик, который выжил', хотя не должен был... который, вполне вероятно, сдал босса и выжил - а потом прибёг в одних трусах и грохнул исполнителя. Не то в порыве благородного гнева, не то – чтоб не спалиться или не платить'.
– И Вы предлагаете мне, – Чезо едва не сказал 'взять на работу', но вспомнил, что с ним говорят как с добрым прихожанином и уважаемым человеком, – похлопотать за него перед нашими друзьями?
– Да, синьор.
– А Вы знаете, кем он работает, синьорина Азурра?
– В общих чертах, синьор. Кажется, он охранник.
'Да, только начинал он как убийца, а кончил – кончил, вполне возможно, тоже как убийца. Некролог - не лучшее рекомендательное письмо для охранника, дитя моё, но...' – первую половину фразы он, разумеется, не произнёс вслух. – Я хотел бы прежде с ним побеседовать.
– Конечно, синьор.
– Скажи, дитя моё, где я мог бы его застать? Скажем, сегодня, после пяти?
– Полагаю, он будет кормить птиц в сквере против церкви Ла Марторана. Пожалуйста, синьор. Помогите ему... Он всегда так заботился обо мне, я просто не могу оставить его в такую минуту.
– Я попробую, дитя моё.
– Я буду молиться за вас, синьор Сантони.
По-детски ещё пухлые и обветренные губы целуют его широкую, смуглую ладонь, и Чезаре снова остро неловко – потому что он совершенно не уверен, что его планы относительно того, за кого она просила, укладываются в слово 'помочь'.
________________________
Одет: Пиджак из небелёного льна на манер френча, шитый, видимо, у портного, с траурной повязкой на правом рукаве. Тонкая льняная же сорочка с воротником-стойкой. Бежевый шейный платок. Свободные мягкие брюки. Бежевые носки. Парусиновые туфли на тонкой каучуковой подошве. Шляпа тонкого бежевого фетра с атласной траурной лентой. Пиджак расстёгнут, позволяя увидеть кобуру.
При себе: Портмоне с Visa Platinum, визитками и небольшим количеством наличных, паспорт, разрешение на ношение огнестрельного оружия, мобильный телефон, портсигар, ключи от дома - тяжёлая связка, которую легко использовать как кастет, в подвесной кобуре скрытого ношения тридцать шестой Глок - модель слим, магазин на шесть патронов плюс один в стволе.
Отредактировано Чезаре Сантони (2009-03-24 12:21:53)
