Старый, довоенный ещё дом, зажатый между извилистой Via Bagni Minerale и набережной с пирсами.
В этом потрёпанном временем, но непобеждённом доме Сантони поселились ещё совсем молодой четой. Тогда обшарпанный барак, стоявший вплотную к причалу, давал приют десятку таких же докерских семей. Единственными достоинствами этого жилья были интимная близость к порту и относительная дешевизна – в остальном же оно состояло сплошь из недостатков. Шум, осыпающаяся штукатурка, крутые лестницы, неизменные сквозняки на втором этаже и вечная сырость на первом — все они преданной свитой окружали царивший в здании дух запустения.
Естественно, всё это в прошлом. Длинный двухэтажный дом и посейчас не может похвастаться внешней привлекательностью – однако семья в нём живёт теперь только одна, а запустению не осталось больше места. Каждая трещина в стене, каждая щель в полу любовно загрунтованы сыновьями во главе с синьором Сантони-старшим. Каждая ступенька, каждый подоконник выскоблены добела дочерьми под руководством синьоры Сантони...
Ну,.. или, по крайней мере, были выскоблены на прошлую Пасху, а сейчас, как и во всяком доме, где живёт множество детей и зверей, половицы дощатого некрашеного пола заляпаны тут и там неопределённого происхождения пятнами, по подоконникам разбросаны книги и игрушки, а ступени изрядно скрипят.
Двухэтажное здание, прежде числившееся бараком, лишилось изрядной доли своих внутренних перегородок, превратившись, по сути, в подобие большого деревенского дома.
Правую половину первого этажа занимает лавочка. Именно через неё, как правило, проходят в дом хозяева и официальные гости. Проходят через тяжёлую деревянную дверь, забранную желтоватыми стёклами в мелком свинцовом переплёте, которая со скрипом открывается в сумрачное, пропахшее табаком и пряностями, загромождённое стеллажами и полками пространство.
После этих двух десятков тесных, тёмных метров гостиная первого этажа кажется огромной и светлой. Кроме как через лавку, попасть в холл можно ещё через одну дверь – прямо с воды, с пирса, от скрипящих, трущихся боками, как тюлени на лежбище, пахнущих йодом и дёгтем яхт. Просторное помещение, выстланное скрипучими некрашеными досками, которые язык не повернётся назвать величественным словом паркет, с книжными полками по стенам и узкой лестницей, ведущей к жилым комнатам на втором этаже – пропитанное едким запахом моря, наполненное шумом порта из всегда распахнутых окон и гомоном большой семьи. Мебели немного, она проста и старомодна – тёмное от времени дерево и пёстрые домотканые пятна чехлов. Пара диванов, кресло-качалка, скамьи вдоль стен, собачьи лежанки, круглый табурет-вертушка рядом со стоящей в углу виолончелью. За высокой стойкой в дальнем от лавки конце – кухня, сверкающая, как центр управления полётами, и высокотехнологичная, как операционная. Стола как такового тут нет – в малом кругу семья обычно ест за стойкой, а когда в дом собираются родственники, в центре зала ставят доски на козлах, чтоб места хватило всем.
Именно на первом этаже отирается, поближе к хавке, многочисленное семейное зверьё – четыре клубных кобеля, естественно, итальянские сторожевые, три разновозрастные дворняги, коты и кошки, как и полагается, без определённого места жительства, крыса и главная достопримечательность: Франклин Делано Рузвельт, черепаха на колёсиках. Кошек и впрямь нельзя причислить к непосредственным обитателям дома Сантони – они приходят, голодные или сытые, но заскучавшие по человеческому обществу, и уходят по просмолённым мосткам пирса, выскочив через окно; они то спят в неподходящих местах, свернувшись пёстрыми блохастыми комками, то урча выпрашивают кусочек рыбной запеканки, внезапно осадив неподготовленного гостя, то приносят в лавке, среди полок и ящиков, очередное многочисленное потомство, то гордо шествуют по Bagni Minerale и в ответ на 'кис-кис' смотрят так, что даже последнему юнге будет понятно – эта свободная портовая кошка не ведёт никаких дел с людьми. Имён у них нет, хотя синьора Сантони и младшие дети отличают их друг от друга... или, по крайней мере, утверждают, что отличают.
Здесь же стоят загон для младших детей и маты с кольцами для старших. Вообще присутствие детей не просто заметно – их следы повсюду. Кубики, конструкторы, цветные стёклышки, самодельные мечи и самопальные пистолеты, рисунки – этот милый детскому сердцу хлам неожиданно обнаруживается на диване или на курительной стойке, а поперёк лестницы бывают растяжки – между подростками частенько случаются локальные конфликты.
Второй этаж сохранил планировку времён барачной юности – длинный коридор вдоль одной стены и ряд дверей вдоль другой. Это и личные комнаты многочисленных домочадцев, и комнаты для гостей, и кабинет хозяина, и даже небольшой спортзал – пёстрые и разнообразные, отражающие скорее вкусы обитателей, чем мифическое 'общее дизайнерское решение', объединяет эти комнаты только хорошая звукоизоляция, сигнализация и задвижки на входе.
Ещё выше, под неровной черепичной крышей, приютился чердак – вотчина несовершеннолетних детей, ломаной мебели и службы безопасности, скромно притулившей свой скарб за пластиковой загородкой в уголке.
Отредактировано Чезаре Сантони (2009-02-12 00:13:46)